СТИХИ

[Папа-моряк]

И причины искать не надо,
Просто любят бараны стадо.
Ну а то, что в стаде их режут,
Так ведь это не всех, так ведь это всё реже...

И по кругу пойдёт дорога,
Им, баранам, не нужно много:
Забросают в загон питание -
Вот и все проблемы бараньи.

Бертольт Брехт, 1943 г.
Классический советский перевод
"Бараний марш"

Шагают бараны в ряд,
Бьют барабаны, –
Кожу для них дают
Сами бараны.

Мясник зовёт. За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно.

Они поднимают вверх
Ладони к свету,
Хоть руки уже в крови, –
Добычи нету.

Мясник зовёт. За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно.

Знамёна горят вокруг,
Крестища повсюду,
На каждом – здоровый крюк
Рабочему люду.

Мясник зовёт. За ним бараны сдуру
Топочут слепо, за звеном звено,
И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,
Идут в строю с живыми заодно.


У Брехта в оригинале это не "Бараний марш", а "Марш телят". Замена телят на баранов в русском переводе поменяла некоторые смыслы. Баран – это, всё-таки, взрослое существо, хотя и упрямое, и, иногда, глупое, но самостоятельное. А телята – это дети, они "мамку сосут", и властвующий подонок под звук барабанов гонит этих телят на бойню, как привёл детей топиться в речке крысолов из города Гаммельна. Но именно бараны в данном контексте вошли в русскую культуру, и мы с этим живём.

[Папа-моряк]

Ещё одно стихотворение Бертольда Брехта. Оно написано на рубеже 1932 – 1933 годов и посвящено актуальным событиям в Германии – борьбе левых сил против нацистов и поддерживающей их буржуазной реакции.

Классический советский перевод:
"Баллада о классовом враге"

1
Меня научили в школе
Закону "моё – не твоё",
А когда я всему научился,
Я понял, что это не всё.

У одних был вкусный завтрак,
Другие кусали кулак.
Вот так я впервые усвоил
Понятие "классовый враг".

Я понял, как и откуда
Противоречья взялись.
Так и будет всегда, покуда
Дождь падает сверху вниз.

2
Твердили мне: будешь послушным –
Станешь таким, как они.
Я же понял: не быть тому мясником,
Кто ягненком был искони.

Иной стремился к богатству,
И втирался к богатым он.
Я видел, как искренно он удивлялся,
Когда его гнали вон.

А я не желал дивиться.
Я знал уже в те года:
Дождь может лишь книзу литься,
Но вверх не идёт никогда.

3
Загремели вдруг барабаны:
"Собирайся, народ, в поход,
В богатые дальние страны,
Где нас место под солнцем ждёт".

С три короба нам сулили
Охрипшие крикуны,
И жирные бонзы вопили:
"Вы драться, как львы, должны!"

Мы годами не ели хлеба,
Веря в радужные пути.
А дождь всё струился с неба,
И вверх не хотел идти.

4
А потом порешило начальство,
Что республику создадут,
Где каждый будет свободен и сыт,
Тучен он или худ.

Тогда голодный и битый
Очень возликовал,
Но толстопузый и сытый
Тоже не унывал.

А я говорил: "Едва ли!
Это, наверно, ложь!
Где и когда вы видали,
Чтобы вверх поднимался дождь?"

5
Они бюллетени нам дали,
А мы им – оружье своё,
Они нам – своё обещанье,
А мы им – своё ружье.

Они говорили: с охотой
Должны, мол, помочь мы им.
Мы, мол, займёмся работой,
Они же – всем остальным.

И я замолчал, беспричинно
Поверивши в чудеса.
Я подумал: дождь молодчина,
Он польётся назад, в небеса.

6
Они нам сказали вскоре,
Что трудный момент прошёл,
Что, терпя небольшое горе,
Избегнем мы больших зол.

Мы поверили: лучше поп Брюнинг,
Лишь бы Папен не был у дел.
А потом: пусть уж юнкер фон Папен,
Лишь бы Шлейхер на шею не сел.

И вслед за попом был юнкер,
За юнкером – генерал,
И обрушился с неба на землю
Не ливень, а целый шквал.

7
Пока мы их выбирали,
Они прикрыли завод.
Голодные, мы ночевали
Под биржей труда, у ворот.

Они нам тогда говорили:
"Дождёмся мы лучших дней!
Чем будет острее кризис,
Тем будет расцвет пышней".

Я же сказал ребятам:
"Это классовый враг говорит.
Мечтая о будущем, ищет
Он только себе профит.

Дождь не взлетает кверху,
Он совсем не таков.
Но он может пройти, если солнце
Выглянет из облаков".

8
Однажды они зашагали,
Новый вздымая флаг.
И кто-то сказал: "Устарело
Понятие "классовый враг".

Но я узнавал в колоннах
Немало знакомых рож,
И голос, оравший команды,
На фельдфебельский был похож.

И дождь уныло струился
Сквозь флаги ночью и днём,
И чувствовал это – каждый,
Кто ночевал под дождём.

9
Они стали стрелять учиться,
Они слали проклятья врагам,
Грозя кулаком границе,
Врагам своим – значит, нам,

Потому что враги мы с ними.
Беспощадна будет борьба.
Потому что они подохнут,
Потеряв своего раба.

И вот почему, о мести твердя,
Они за нами гнались,
Бросаясь на нас, как потоки дождя
Бросаются сверху вниз.

10
Тот, кто от голода умер,
В сраженье честно пал.
Другой на площади умер,
Убит был наповал.

Они того удавили,
Кто голодать не любил.
Они челюсть тому своротили,
Кто хлеба у них просил.

Тот, кому обещали хлеба,
Палачами растерзан был.
В цинковый гроб был запрятан тот,
Кто правды не утаил.

А тот, кто им поверил,
Что он им друг и брат,
Тот, видимо, думал, что ливень
Польётся в небо назад.

11
Мы с тобою враги по классу, –
Надо раз навсегда сказать.
Кто из нас не отважился драться,
Отважился умирать.

Барабаном своим, барабанщик,
Не покроешь ты грома драк.
Генерал, фабрикант, помещик.
Ты – наш классовый враг.

Мы станем с тобой друзьями
Лишь после дождя в четверг.
Так же немыслим союз между нами,
Как дождь не польётся вверх.

12
Напрасно ты будешь стремиться
Замазать вражду, маляр*!
Здесь нам обоим не поместиться,
Нам тесен земной шар.

Что бы ни было, помнить нужно:
Пока мне жизнь дорога,
Мне навеки пребудет чуждо
Дело классового врага.

Соглашений с ним не приемлю
Нигде, никогда, никак.
Дождь падает с неба на землю,
И ты – мой классовый враг.

*"маляр" – имеется в виду Гитлер, который в молодости пытался стать художником.

[Папа-моряк]

Константин Симонов
"Сын артиллериста"

Был у майора Деева
Товарищ – майор Петров,
Дружили ещё с гражданской,
Ещё с двадцатых годов.
Вместе рубали белых
Шашками на скаку,
Вместе потом служили
В артиллерийском полку.

А у майора Петрова
Был Лёнька, любимый сын,
Без матери, при казарме,
Рос мальчишка один.
И если Петров в отъезде, –
Бывало, вместо отца
Друг его оставался
Для этого сорванца.

Вызовет Деев Лёньку:
- А ну, поедем гулять:
Сыну артиллериста
Пора к коню привыкать! –
С Лёнькой вдвоём поедет
В рысь, а потом в карьер.
Бывало, Лёнька спасует,
Взять не сможет барьер,
Свалится и захнычет.
- Понятно, ещё малец! –

Деев его поднимет,
Словно второй отец.
Подсадит снова на лошадь:
- Учись, брат, барьеры брать!
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! –
Такая уж поговорка
У майора была.

Прошло ещё два-три года,
И в стороны унесло
Деева и Петрова
Военное ремесло.
Уехал Деев на Север
И даже адрес забыл.
Увидеться – это б здорово!
А писем он не любил.
Но оттого, должно быть,
Что сам уж детей не ждал,
О Лёньке с какой-то грустью
Часто он вспоминал.

Десять лет пролетело.
Кончилась тишина,
Громом загрохотала
Над Родиною война.
Деев дрался на Севере;
В полярной глуши своей
Иногда по газетам
Искал имена друзей.
Однажды нашёл Петрова:
«Значит, жив и здоров!»
В газете его хвалили,
На Юге дрался Петров.
Потом, приехавши с Юга,
Кто-то сказал ему,
Что Петров, Николай Егорыч,
Геройски погиб в Крыму.
Деев вынул газету,
Спросил: «Какого числа?» –
И с грустью понял, что почта
Сюда слишком долго шла…

А вскоре в один из пасмурных
Северных вечеров
К Дееву в полк назначен
Был лейтенант Петров.
Деев сидел над картой
При двух чадящих свечах.
Вошёл высокий военный,
Косая сажень в плечах.
В первые две минуты
Майор его не узнал.
Лишь басок лейтенанта
О чём-то напоминал.
- А ну, повернитесь к свету, –
И свечку к нему поднёс.
Всё те же детские губы,
Тот же курносый нос.
А что усы – так ведь это
Сбрить! – и весь разговор.
- Лёнька? - Так точно, Лёнька,
Он самый, товарищ майор!

- Значит, окончил школу,
Будем вместе служить.
Жаль, до такого счастья
Отцу не пришлось дожить. –
У Лёньки в глазах блеснула
Непрошеная слеза.
Он, скрипнув зубами, молча
Отёр рукавом глаза.
И снова пришлось майору,
Как в детстве, ему сказать:
- Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! –
Такая уж поговорка
У майора была.

А через две недели
Шёл в скалах тяжёлый бой,
Чтоб выручить всех, обязан
Кто-то рискнуть собой.
Майор к себе вызвал Лёньку,
Взглянул на него в упор.
- По вашему приказанью
Явился, товарищ майор.
- Ну что ж, хорошо, что явился.
Оставь документы мне.
Пойдёшь один, без радиста,
Рация на спине.
И через фронт, по скалам,
Ночью в немецкий тыл
Пройдёшь по такой тропинке,
Где никто не ходил.
Будешь оттуда по радио
Вести огонь батарей.
Ясно? - Так точно, ясно.
- Ну, так иди скорей.
Нет, погоди немножко. –
Майор на секунду встал,
Как в детстве, двумя руками
Лёньку к себе прижал: –
Идёшь на такое дело,
Что трудно прийти назад.
Как командир, тебя я
Туда посылать не рад.
Но как отец… Ответь мне:
Отец я тебе иль нет?
- Отец, – сказал ему Лёнька
И обнял его в ответ.

- Так вот, как отец, раз вышло
На жизнь и смерть воевать,
Отцовский мой долг и право
Сыном своим рисковать,
Раньше других я должен
Сына вперёд посылать.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! –
Такая уж поговорка
У майора была.
- Понял меня? - Всё понял.
Разрешите идти? - Иди! –
Майор остался в землянке,
Снаряды рвались впереди.
Где-то гремело и ухало.
Майор следил по часам.
В сто раз ему было б легче,
Если бы шёл он сам.
Двенадцать… Сейчас, наверно,
Прошёл он через посты.
Час… Сейчас он добрался
К подножию высоты.
Два… Он теперь, должно быть,
Ползёт на самый хребет.
Три… Поскорей бы, чтобы
Его не застал рассвет.
Деев вышел на воздух – Как ярко светит луна,
Не могла подождать до завтра,
Проклята будь она!

Всю ночь, шагая как маятник,
Глаз майор не смыкал,
Пока по радио утром
Донёсся первый сигнал:
- Всё в порядке, добрался.
Немцы левей меня,
Координаты три, десять,
Скорей давайте огня!
Орудия зарядили,
Майор рассчитал всё сам,
И с рёвом первые залпы
Ударили по горам.
И снова сигнал по радио:
- Немцы правей меня,
Координаты пять, десять,
Скорее ещё огня!

Летели земля и скалы,
Столбом поднимался дым,
Казалось, теперь оттуда
Никто не уйдёт живым.
Третий сигнал по радио:
- Немцы вокруг меня,
Бейте четыре, десять,
Не жалейте огня!

Майор побледнел, услышав:
Четыре, десять – как раз
То место, где его Лёнька
Должен сидеть сейчас.
Но, не подавши виду,
Забыв, что он был отцом,
Майор продолжал командовать
Со спокойным лицом:
«Огонь!» – летели снаряды.
«Огонь!» – заряжай скорей!
По квадрату четыре, десять
Било шесть батарей.
Радио час молчало,
Потом донёсся сигнал:
- Молчал: оглушило взрывом.
Бейте, как я сказал.
Я верю, свои снаряды
Не могут тронуть меня.
Немцы бегут, нажмите,
Дайте море огня!

И на командном пункте,
Приняв последний сигнал,
Майор в оглохшее радио,
Не выдержав, закричал:
- Ты слышишь меня, я верю:
Смертью таких не взять.
Держись, мой мальчик: на свете
Два раза не умирать.
Никто нас в жизни не может
Вышибить из седла! –
Такая уж поговорка
У майора была.

В атаку пошла пехота –
К полудню была чиста
От убегавших немцев
Скалистая высота.
Всюду валялись трупы,
Раненый, но живой
Был найден в ущелье Лёнька
С обвязанной головой.
Когда размотали повязку,
Что наспех он завязал,
Майор поглядел на Лёньку
И вдруг его не узнал:
Был он как будто прежний,
Спокойный и молодой,
Всё те же глаза мальчишки,
Но только… совсем седой.

Он обнял майора, прежде
Чем в госпиталь уезжать:
- Держись, отец: на свете
Два раза не умирать.
Ничто нас в жизни не может
Вышибить из седла! –
Такая уж поговорка
Теперь у Лёньки была…

Вот какая история
Про славные эти дела
На полуострове Среднем
Рассказана мне была.
А вверху, над горами,
Всё так же плыла луна,
Близко грохали взрывы,
Продолжалась война.
Трещал телефон, и, волнуясь,
Командир по землянке ходил,
И кто-то так же, как Лёнька,
Шёл к немцам сегодня в тыл.

[ЕлАн]

Такие простые, ясные и знакомые с детства стихи.

[AMG58]

И.Лагутенко.
Из альбома группы "Мумий Тролль" - "После зла" (2020).

"Собаки"

Что может быть вкуснее утренней росы?
Идите, покушайте, верные псы
Что может быть приятней жареной салаки?
Сегодня будет пир, мои верные собаки

Что может быть вкуснее утренней росы?
Идите, покушайте, верные псы
Бегите и лижите, хоть до сотого пота
Любви здесь на нарыть, везде одна охота

Что может быть приятней жареной салаки?
Сегодня будет пир, мои верные собаки
Хотели быть волками, править лесом сами
Сами подумав: "Толку ли, мы ведь собаки с усами"

Все были частью этого тела
Мы все были — органы одной страны
Хотела бы она, или ты бы не хотела
Держите на лапу, верные псы

[AMG58]

Алексей Романов (группа "Воскресение").
"Я ни разу за морем не был".

Я ни разу зА морем не был,
Сердце тешит привычная мысль:
Там такое же синее небо
И такая же сложная жизнь.

Может там веселей и богаче,
Ярче краски и лето теплей.
Только так же от боли там плачут,
Так же в муках рожают детей.

Может я не совсем понимаю
Явной выгоды тайных измен.
Отчего-то я чаще теряю,
Ничего не имея взамен.

За какими же новыми благами ?
Вольным воля, спасённому рай...
Всё бегут, притворяясь бродягами
Пилигримы в неведомый край.

Что задумано... сделано... пройдено...
Бросишь всё, ни о чём не скорбя...
Только где-то кончается Родина,
Если Родина есть у тебя.

Оглянись на прощанье - и вот она -
Под ногами чужая земля.
То ли птицы летят перелётные,
То ли крысы бегут с корабля...

[AMG58]

И ещё от Лёхи.
Написано в 1976 г., но как же актуально...

Снилось мне: неожиданно выпал снег,
В мире наступили тишина и свет.
Свет и тишина, покой и белый снег.
Жаль, что это только снилось мне.

Снилось мне: по притихшему городу
Проплывает медленное облако.
Облако покоя в спящем городе.
Жаль, что это только снилось мне.

И теперь наяву я живу и не живу,
Сохранить пытаясь тишину.
Hо приходит за мной сумасшедший день земной
И меня уводит за собой

Снилось мне, что впервые за много лет
Счастье почему-то улыбнулось мне.
Призрачное счастье в суматохе лет.
Жаль, что это только снилось мне.

Снилось мне, что печали кончаются,
Люди одинокие встречаются.
Встретятся, молчат и улыбаются.
Жаль, что это только снилось мне.
Жаль, что это только снилось мне...

[AMG58]

Из Александра Башлачёва (1960 -1988).

Рука на плече. Печать на крыле.
В казарме проблем - банный день. Промокла тетрадь.
Я знаю, зачем иду по земле.
Мне будет легко улетать.

Без трех минут бал восковых фигур. Без четверти смерть.
С семи драных шкур хоть шерсти клок.
Но как хочется жить - не меньше, чем спеть.
Свяжи мою нить в узелок.

Холодный апрель. Горячие сны.
И вирусы новых нот в крови.
И каждая цель ближайшей войны
Смеется и ждет любви.

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц.
И иглы лучей опять найдут нашу кровь.
Не надо, не плачь. Сиди и смотри,
Как горлом идет любовь.

Лови ее ртом. Стаканы тесны.
Торпедный аккорд - до дна!
Рекламный плакат последней весны
Качает квадрат окна.

Эй, дырявый висок, слепая орда,
Пойми, никогда не поздно снимать броню.
Целуя кусок трофейного льда,
Я молча иду к огню.

Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц.
И каждый на треть до сих пор патрон.
Лежи и смотри, как ядерный принц
Несет свою плеть на трон.

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть?
Ведь ты, как и я, сирота.
Ну, что ты, смелей! Нам нужно лететь!
А ну от винта! Все от винта!

[Папа-моряк]

Владимир Маяковский.
Стихотворение "Евпатория"

Чуть вздыхает волна,
         и, вторя ей,
ветерок
   над Евпаторией.
Ветерки эти самые
           рыскают,
гладят
   щёку евпаторийскую.
Ляжем
   пляжем
      в песочке рыться мы
бронзовыми
         евпаторийцами.
Скрип уключин,
          всплески
           и крики –
развлекаются
      евпаторийки.
В дым черны,
      в тюбетейках ярких
караимы
       евпаторьяки.
И сравнясь,
         загорают рьяней
москвичи –
          евпаторьяне.
Всюду розы
        на ножках тонких.
Радуются
        евпаторёнки.
Все болезни
         выжмут
         горячие
грязи
      евпаторячьи.
Пуд за лето
     с любого толстого
соскребёт
     евпаторство.
Очень жаль мне
           тех,
         которые
не бывали
     в Евпатории.

Евпатория, 03.08.1928 г.


Машинописный экземпляр стихотворения под заглавием посвящение - "Л.Б" (Лиле Брик?) и обозначенным местом написания "Евпатория" с 04.11.1938 г. находится в Государственном музее В.В. Маяковского.


Это стихотворение Маяковский написал находясь на лечении в Евпатории и впервые прочитал его со сцены в здании, где потом был ресторан "Золотой пляж". В 1928 г. там было что-то типа клуба для трудящихся.
Раньше возле соседнего здания долго стоял бюст поэта, пропавший в Перестройку. Мемориальную доску сняли году в 2015, под предлогом ремонта санатория "Приморский", да так и не вернули на место. Кстати, доска висела на здании, где поэт жил в 1926 - 1928 г. - там была САНКЛИНИКА имени Н.К.З. СЕМАШКО.

[Андрей1974]

На пристани начертано:
"Не приставать, не чалиться!"
А волны ударяются о сваи, о причал...
Когда на сердце ветрено,
то незачем печалиться...
Нам пароход простуженный прощально прокричал.

На волнах мы качаемся
под проливными грозами -
ведь мы с тобой катаемся на лодке надувной.
Зонтом мы укрываемся,
а дождь сечет нас розгами,
и подгоняет лодочку ветрило продувной.

Несет нас мимо пристани,
старинной и заброшенной,
но молчаливо помнящей далекие года,
когда с лихими свистами,
толкаясь по-хорошему,
к ней прижимались белые, холеные суда.

Начертано на пристани:
"Не приставать, не чалиться!"
А, в общем, очень хочется куда-нибудь пристать...
Пусть будет, что предписано,
Пусть будет все нечаянно,
нам вместе так естественно, как свойственно дышать.

Мы в белой будке скроемся,
с тобой от ливня спрячемся...
Асфальт здесь обрывается, здесь прежде был паром.
Нет никого тут, кроме нас...
Дыхание горячее...
И ветер надрывается от счастья за окном.

На пирсе намалевано:
"Не приставать, не чалиться!"
А в будке у паромщика нам, взломщикам, приют.
Здесь дело полюбовное,
Все кружится, качается...
И к нам, как к этой пристани, пускай не пристают.

Эльдар Александрович Рязанов