О пытках заключённых Соловецких лагерей.
(Из доклада комиссии А.М. Шанина Коллегии ОГПУ о положении заключенных в Соловках)
Начало мая 1930 г.
Сов. секретно
Москва
III. Режим и быт заключенных
Подъезжая к Кеми, Комиссия предполагала найти в режиме Соловков, старейшего лагеря СССР, более или менее установившийся правопорядок. Кажущаяся налаженность производства, трудоемкие работы, обширное жилищное строительство, наличие относительно солидных чекистских кадров – все это как будто бы должно обеспечивать твердый, нормальный трудовой режим.
На деле оказалось другое. На основании только добытых в процессе работы данных Комиссия приходит к заключению, что издевательства, избиения и пытки заключенных количественно уже перешли в качество, т.е. в систему режима. Фактически[м] материалом к этой части доклада служат:
1. Непосредственное обследование Кемского отдельного пункта, командировки Лесозавод № 4 при ст. Кандалакша, 1-го отделения СЛОН на о. Революции, 6-го отделения СЛОН при ст. Апатиты и к[омандиров]ки Разноволока близ станции Сорока и
2. Обозрение имеющихся в производстве ИСО СЛОН следственных дел и копий обвинительных заключений и постановлений по ранее законченным следделам.
В качестве метода обследования лагерей Комиссией применялся личный опрос всех арестованных по следственным и дисциплинарным делам и заключенных в общих бараках.
Как твердо установленный факт необходимо констатировать общую запуганность заключенных: жалобы на жестокость режима удавалось получить исключительно в отсутствии администрации, давая гарантию, что избиений больше не будет. Несмотря на это, уже на Лесозаводе № 4 поступило значительное количество жалоб и заявлений, подтвержденных при следственной проверке.
Объективная картина режима на Лесозаводе такова: прежде всего Комиссией осмотрен карцер. Это дощатый сарайчик площадью в одну квадратную сажень, без печи, с громадными дырами в потолке, с которого обильно течет вода (в этот день была теплая погода), с одним рядом нар. В этом «помещении» буквально друг на друге в момент прибытия Комиссии находилось 16 полураздетых человек, большинство из которых пробыло там от 7 до 10 суток. <….> Только накануне приезда Комиссии арестованным стали давать кипяток; ранее это считалось излишней роскошью.
По поступившим жалобам Комиссией было опрошено 8 человек, туловища и руки которых были покрыты явными даже для неопытного глаза кровоподтеками и ссадинами от избиений. Характерно, что вызванный для освидетельствования избитых лекпом, авторитетно прикладывавший ухо к различным частям тела заключенных, оказался попом, осужденным по 58/10 ст. УК (немедленно переведен на общие работы). Мотивы избиений – легкие дисциплинарные проступки, иногда – побеги и попытки к ним. Контингент избивающих – надзиратели, конвоиры, стрелки, десятники, комсостав охраны – в подавляющем большинстве из заключенных.
При обследовании Кемского отдельного пункта (Вегеракша) получено свыше 20 жалоб на истязания и на о. Революции – 48. Особенными зверствами на о. Революции отличался командир 5-й карантинной роты заключ[енный] Курилко, печальная слава о котором проникла даже в украинские ДОПР’ы; наиболее изощренные художества: заставлял заключенных испражняться друг другу в рот, учредил специальную «кабинку» для избиений, ставил голыми на снег («стойка»), принуждал прыгать зимой в залив и пр. Лишь в несколько более легкой форме проявили себя другие «администраторы».
Самое жуткое зрелище предстало перед членами Комиссии на командировке при ст. Разноволоки. Несмотря на усиленную подготовку к приезду Комиссии (экстренное обмундирование ночью раздетых, вывод заключенных из карцера, уничтожение клопов при помощи пожарной команды и проч.), Комиссии удалось выявить настолько тяжелую картину общего режима, что невольно припомнилось излюбленное выражение знаменитого Курилко: «Здесь власть не советская, а соловецкая».
Штрафизолятор, в котором помещается 51 человек, представляет большую комнату, отапливаемую раз в два-три дня; в полу и стенах щели; масса клопов; нар нет совсем; в несколько рядов стоят простые скамьи без спинок в четверть аршина шириной; все арестованные (штрафники перемешаны со следственниками) одеты только в белье, в белье же выводятся оправляться (два раза в сутки) и в баню. Режим следующий: с 3 часов утра до 9 часов вечера арестованные сидят («на жердочке») неподвижно и молча; за малейшее нарушение распорядка – побои. В 8 часов вечера – поверка, с 9 до 3 сон на полу. Для укрывания выдается по одному предмету из вещей заключенного. Сидят в таких условиях неограниченное время, многие до года. Освободившиеся вспоминают о «жердочке» с ужасом.
Режим следизолятора отличается отсутствием «жердочки», наличием нар и тем, что заключенные имеют одежду. Избиения же процветают в такой же степени, как в штрафизоляторе. При освидетельствовании избитых обнаружены не только ссадины, рубцы, кровоподтеки, но и значительные опухоли, а у одного и перелом бедра. «Особо» провинившихся сажают в «кибитку» – карцер, существование которого начальник командировки тщательно пытался скрыть. В карцере, сконструированном наподобие вышеописанного (Лесозавод № 4), нет нар, сквозь крупные щели пробивается снег. Провинившихся держат в нем независимо от погоды по 2–4–5 часов в одном белье. Выпускают только тогда, когда застывающие от холода жертвы начинают исступленно вопить. Один из заключенных в «кибитке» за несколько дней до обследования искромсал себе куском стекла живот. Заключенные в общих бараках также в отдельных случаях жалуются на избиения.
Культивируется эта система пыток начальником изолятора, осуществляется надзирателями и конвоирами и поощряется начальником командировки, членом ВКП(б).
Комиссией предложено немедленно ликвидировать «кибитку» и соответствующим образом оборудовать все прочие помещения.