Широко известное в советское время стихотворение (многие называют его поэмой) Константина Симонова "Сын артиллериста", его кульминационная часть, как раз описывает события, которые происходили на хребте Муста-Тунтури.
Вот, что рассказывал сам автор об этом произведении.
Поэму «Сын артиллериста» я написал в один присест, буквально за одни сутки, в Архангельске в ноябре сорок первого года, возвращаясь из Мурманска в Москву.
Историю, которую я положил в основу поэмы, мне рассказал на Рыбачьем полуострове командир 104-го артиллерийского полка майор Ефим Самсонович Рыклис.
Самого героя поэмы я тогда не видел, историю его подвига запомнил, а фамилию не записал и поэтому забыл. И эта моя журналистская оплошность принесла мне потом много хлопот.
После войны поэму включили в круг чтения школьников пятого класса. И они стали писать мне со всех концов страны, спрашивая о судьбе Лёньки, сына артиллериста. И мне приходилось отвечать им, что я не знаю его судьбы, но мне хочется надеяться, что Лёнька, пройдя всю войну до конца, остался жив и здоров.
И только где-то уже в 1964 году от Николая Букина, «поэта Рыбачьего полуострова», ставшего за это время из старшины полковником и издавшего не одну книжку стихов, я вдруг узнал, что «сын артиллериста» жив и здоров и по-прежнему служит в артиллерии, но только теперь уже не на Крайнем Севере, а на Дальнем Востоке.
А вскоре после этого мы списались и встретились с «Лёнькой» – с подполковником береговой артиллерии Иваном Алексеевичем Лоскутовым.
Зимой 1966 года, получив очередную пачку писем от школьников, я написал Ивану Алексеевичу во Владивосток и попросил его выручить меня – рассказать своими словами о собственном подвиге и своей дальнейшей судьбе. Хочу привести полностью письмо, которое Лоскутов прислал мне в ответ на мою просьбу.
«Уважаемый Константин Михайлович!
По Вашей просьбе отвечаю на вопросы, которые Вам задают школьники в письмах к Вам, о судьбе Лёньки Петрова из Вашей поэмы «Сын артиллериста».
Ну, прежде всего о том эпизоде, который лёг в основу поэмы. В начале войны я служил на Севере в артиллерийском полку, в должности командира взвода топографической разведки, в звании лейтенанта.
В июле месяце 1941 года на нашем участке фронта создалось особенно тяжёлое положение, фашисты ожесточённо рвались вперёд, и поэтому от нашего полка требовался наиболее интен¬сивный и точный огонь. Вот тогда командованием полка было принято решение выслать корректировочный пункт на одну из высот. Дело в том, что эта высота во время наступления фашистов оказалась практически в ближнем их тылу, и на ней оставалось наше боевое охранение, что-то порядка 20 человек. Вот эта высота и была выбрана местом для корректировочного пункта.
Я был вызван к командиру полка майору Рыклису (майор Деев) и комиссару полка Ерёмину, и мне была поставлена задача – с радиостанцией выйти на эту высоту. Получив задание, я с радиостанцией и двумя разведчиками отправился на передний край нашей обороны. Пехотинцы дали нам проводника, и под покровом тумана мы вышли к месту назначения. Идти нужно было около трёх километров. Прошли мы примерно с километр, как туман рассеялся, и фашисты открыли по нашей группе пулемётный и миномётный огонь. Проводник наш был ранен, и я его отправил обратно. Оставшееся расстояние мы шли что-то около трёх часов, правда, «шли» не то – в основном ползли, ибо попытки вытянуться во весь рост прерывались огнём гитлеровских пулемётов и миномётов. Но, как бы то ни было, цель была достигнута…
Обзор вражеских позиций с этой высоты был очень хороший: прекрасно мы наблюдали миномётную батарею, кухню, много пулемётных точек, отчётливо наблюдали все передвижения врага. В течение этого дня мы засекли все видимые цели, определили их координаты и передали все необходимые данные по радио в полк.
На следующий день огнём наших батарей миномётная батарея по нашим корректурам была уничтожена, накрыта большая группа пехоты, уничтожено несколько пулемётных точек.
Фашисты, очевидно, поняли (и, может быть, засекли работу радиостанции), что огонь корректируется именно с этой высоты, и открыли по ней артиллерийский и миномётный огонь. Одна из миномётных батарей была нами засечена и по нашим командам огнём батарей подавлена. Видя, что огневой налёт на высоту эффекта не дал и не смог прекратить точный огонь наших батарей, фашисты бросили в наступление на высоту большую группу пехоты. Вызванный нами огонь по наступающим не смог их остановить, и фашисты окружили высоту со всех сторон, начав подниматься непосредственно на неё. Нам ничего не оставалось делать, как вызвать огонь непосредственно по высоте. Мы передали такую команду, но комиссар полка считал, что это ошибка, и переспросил, и только после вторичной нашей команды на высоту обрушился шквал нашего артогня.
Наступавшие частично были уничтожены, а остальные обратились в бегство. В период обстрела мы постарались укрыться и остались живы, правда, состояние было ужасное. Радиостанция была разбита, и дальнейшее наше пребывание на высоте без связи с полком было бессмысленно, и я принял решение возвратиться в полк. Но уйти удалось только на следующий день, когда спустился туман, ибо малейшее движение на высоте вызывало огонь вражеских пулемётов. Вернулись в полк, где уже нас считали погибшими…
Вот и весь эпизод, который послужил основанием для создания поэмы «Сын артиллериста»…
В 1945 году нас передислоцировали на Дальний Восток, где полк принимал участие в войне с империалистической Японией.
С 1947 года я служу на Краснознамённом Тихоокеанском флоте.
Вот коротенько и всё о себе. Прошу передать от меня, Константин Михайлович, Вашим корреспондентам горячий привет, пожелания отличных успехов в учёбе, пожелание быть им достойными славы своих отцов и старших братьев, славы нашей великой Родины.
И. А. Лоскутов».
С тех пор как я получил это письмо, я посылаю его копии всем тем пятиклассникам, главным образом мальчишкам, которые спрашивают меня о судьбе Лёньки.
Константин Симонов.