Думаю, что в каждой семье есть альбомы со старыми фотографиями. Снятыми профессиональными фотографами или фотографами-любителями – членами семьи либо друзьями. Вклеенными в альбомы или просто вложенными в них (с риском выпасть и затеряться). Подписанными или нет – и в случае с очень давними снимками уже сложно вспомнить, когда они были сделаны и кто на них изображён.
Такие альбомы бережно сохраняются с докомпьютерных-доцифровых времён как семейные реликвии – но по большому счёту, они никому неинтересны кроме своих хозяев, их родственников – и может быть, ближайших друзей.
Старые фотоальбомы есть и в моей семье – значимые лишь для меня и родных мне людей.
Тем не менее, один из этих альбомов стоит особняком как по способу подбора фотографий, так и по их содержанию. Если все остальные заполнялись постепенно (годами!), в хронологическом порядке отражая историю моей семьи, – то альбом, о котором пойдёт речь, возник единовременно: все входящие в него снимки были сделаны в течение двух недель. Прочие альбомы включают лишь фотографии моей семьи и друзей – тогда как в этом большинство снимков повествуют о городе.
К городам отношение у меня разное: большинство – нравятся и интересны (как Тверь), некоторые – не нравятся, но интересны (как Петербург), какие-то – не нравятся и не интересны (как Мышкин). Но два города стоят особняком – мои чувства к ним настолько сильны, что отношение нельзя вписать ни в какой рейтинг симпатии или интересности.
Первый – Город, с которым, так или иначе, связано всё то хорошее, что было или есть в моей жизни: люди, события, интересы… Москва для меня не просто любимая – она РОДНАЯ.
Второй – Фрунзе, город моего детства. Росла я в подмосковной деревне, но в 1986–1989 гг. и в 1991 г. по два (или даже по два с половиной) месяца во время летних каникул проводила в Киргизии.
Кое в чём мои каникулы были обычными для советского ребёнка 1980-х годов: родители отправляли меня на лето к бабушке и дедушке (при горячем моём одобрении – и многомесячном ожидании таких поездок). При этом среднестатистический советский ребёнок уезжал из города «оздоравливаться» на свежем деревенском воздухе, молоке, овощах и фруктах, а также бегать на приволье, купаться в речке и предаваться прочим радостям сельского житья-бытья (вариант подобного отдыха: вместо бабушки и дедушки – пионерский лагерь со сравнимым набором элементов, но своей спецификой) – я же из деревни ехала на лето в город.
Около года в общей сложности, за все свои приезды, прожила я во Фрунзе, осознав разумом в первое же лето то, что интуитивно чувствовала и ранее: жить в большом городе – это МОЁ! для меня это – ПРАВИЛЬНО! мегаполис – это комфортная для моей жизни среда! Прелестей существования в деревне я – выросшая в сельской местности – не понимала в детстве и не могу понять до сих пор. Даже столь распространённая у горожан концепция дачного отдыха для меня чужда (точно так же, как и пляжного). В связи со всем этим советский город моего детства – столица южной союзной республики, в чём-то экзотичный по сравнению с привычными Москвой и Подмосковьем, а в чём-то похожий на любой из знакомых мне административных центров нашей страны – имел (и имеет!) для меня исключительное значение. Но именно советский Фрунзе, который я часто и с любовью вспоминаю, а не современный Бишкек, который мне незнаком.
Хочу обратить внимание уважаемых читателей, что далее я буду использовать советское название города (поскольку речь идёт о 1980-х годах), а также памятные мне советские названия улиц (современных я практически не знаю).
Моё знакомство с Фрунзе состоялось в сентябре 1983 года, когда я и мои родители две недели гостили у бабушки и дедушки с папиной стороны.
Мой папа Вячеслав Леонтьевич Бессарабов (1951–1996) много фотографировал и нашу семью, и город. Много – по тем, а не по нынешним временам: это сейчас мы наколачиваем сотни и тысячи цифровых снимков за поездку (и потом режем дубли, кадрируем, осветляем…), а тогда длина плёнки и ограничивала количество фотографий, и заставляла тщательнее подходить к работе над кадром. Поэтому, наверное, плёночные фотографии обладают каким-то особым обаянием, какой-то особой живостью по сравнению с цифровыми…
Профессиональным фотографом папа не был, сделанные им фотографии – это любительские снимки доцифровой эпохи. Я сохраняю папин фотоаппарат (в «родном» чехле из натуральной кожи), которым были сделаны и фотографии Фрунзе, и многочисленные фотографии нашей семьи в конце 1970-х и в течение всех 1980-х годов. К сожалению, он неисправен, но всё равно это одна из самых дорогих для меня реликвий.
Как всякий уважающий себя советский фотолюбитель, папа не только снимал, но и собственноручно печатал свои фотографии. Сие священнодействие происходило в наглухо зашторенной ванной при свете красной лампы. Я по малолетству туда не допускалась, но всё же мне позволялось немного прикоснуться к сакральному: папа доверял мне обрезку готовых фотографий (тем самым инструментом, который на приведённой выше фотографии лежит над фотоаппаратом).
Итогом наших усилий стали два фотоальбома с похожим набором снимков. Один из них папа подарил бабушке и дедушке, второй остался у нас.
Альбом включает в себя 98 снимков.
Около тридцати из них – это фотографии нашей семьи. Папу, у которого в руках фотоаппарат, на них можно увидеть редко: лишь на сделанных дедушкой либо снятых с помощью автоспуска снимках.
Вот одна из немногих фотографий, где присутствуем все мы – в домашней обстановке и в домашней одежде – я, мои родители, бабушка и дедушка. Поймала себя на том, что мама и папа были тогда намного моложе, чем я сейчас…
На поездку в Киргизию пришёлся мой день рождения. В подарок я получила игрушку, о которой давно мечтала, играя с подобной в детском саду, – белку с орешком. Вот фотография счастливой именинницы с подарком в руках и в компании с дедушкой. Кстати, человека, у которого день рождения, во времена моего советского детства называли именно именинником – во всяком случае, там, где я выросла. В моём окружении сам день рождения тоже нередко обозначали словом «именины», не вкладывая в него никакого церковного смысла и не связывая с днём памяти какого-либо святого. Белочка у меня сохранилась, хотя сейчас она не такая чистенькая, как на этом снимке.
Около семидесяти фотографий альбома посвящены Фрунзе – с большей частью из них я хочу познакомить читателей форума. На некоторых из них можно увидеть не только здание или памятник, но и нас с мамой.
Для папы (кстати, родившегося и выросшего в Самарканде) Фрунзе не имел такого исключительного значения, как для меня, но вполне нравился – он находил город красивым, чистым, благоустроенным и современным. Видимо поэтому, делая фотографии на память о поездке, папа уделял ему много внимания, не ограничиваясь съёмкой семьи.
Долго думала, в каком разделе разместить этот рассказ. Ретро-раздел называется «Речная история», и потому не очень подходит. Есть раздел о городах – но на речных маршрутах… Меж тем почти ничего речного во Фрунзе нет (а круизного – нет точно). Остановилась на «Рассказах и отзывах», с префиксом «по суше»: всё-таки фотографии, которые легли в основу рассказа, сделаны во время путешествия.
Для тех, кто никогда не был во Фрунзе, несколько слов о его расположении и климате. Если они расходятся с данными литературы или Интернета, прошу верить последним, а мои впечатления считать субъективными и пристрастными.
Киргизия – республика (ныне страна) горная, но её столица стоит на ровном месте. Город имеет лёгкий уклон с юга на север, но ни визуально, ни при перемещении по улицам он не заметен (я о нём читала, но никогда не чувствовала). Лишь за городом, за территорией ВДНХ, местность начинает резко забирать вверх: начинаются горы Киргизского хребта (Киргизского Ала-Тоо), подступающие к южной окраине Фрунзе очень близко. Они невероятно красивы – и видны даже из самого центра города. Летом могучие снежные вершины постоянно залиты солнечным светом и чаще всего кажутся голубоватыми, иногда – золотистыми, а ранним утром, на рассвете, они розовые… Окна одной из комнат нашей (бабушки и дедушки) квартиры выходили на юг – и снега Ала-Тоо до сих пор стоят у меня перед глазами…
Город очень зелёный и тенистый: улицы засажены многочисленными деревьями, а вот трава летом во многих местах выжжена солнцем, если поблизости нет какого-либо источника воды.
Необходимый атрибут каждой фрунзенской улицы – тянущиеся вдоль тротуаров небольшие арыки (как правило, обложенные бетонными плитками, чтобы вода поменьше уходила в землю). В том случае, если по ним течёт вода, рядышком зеленеет травка. Вода есть далеко не всегда.
Обычная летняя температура воздуха, привычная для постоянно живущих в городе людей, – около тридцати или немного за тридцать. При температуре под сорок можно сказать: жарко, но терпимо. Когда переваливает за сорок – тяжеловато становится даже коренным фрунзенцам, но так жарко бывает нечасто.
«Стандартная» тридцатиградусная температура переносится довольно легко – благодаря сухому воздуху, обильной зелени и холодной воде, журчащей в большинстве арыков.
Кроме того, Фрунзе очень грамотно спланирован: большинство улиц направлены с юга на север (пересекающие их – с запада на восток) и очень хорошо продуваются ветерком, дующим с расположенных на юге гор – поэтому дышится в городе легко, воздух свежий, и даже в сильную жару не возникает ощущения духоты.
Для большинства фрунзенцев климат их города вполне комфортен, а большинство приезжих легко к нему приспосабливаются.